О так называемой «денежной реформе» 1654–1663 гг. в отечественной историографии писали много и подробно. Тем не менее, в ее истории остается ряд принципиально важных, но недостаточно освещенных аспектов. Я остановлюсь на трех из них и попытаюсь уточнить ответ на вопросы: 1) в чем состоял изначальный замысел «реформы»; 2) когда началась подготовка к ее осуществлению; и, большей частью, на том 3) каково было техническое обеспечение выпуска «полтинников медных» и серебряных «рублевых ефимков», полуполтинников («четвертин») и «ефимков с признаками». 

Повод к проведению реформы, несомненно, дала определившаяся в 1648 г. перспектива войны с Речью Посполитой за Украину. Смоленская война 1632–1634 гг. с применением полков «нового строя» убедительно показала, что новая война (с неизбежным возобновлением наемного войска) потребует еще больших затрат на финансирование военных действий и содержание гарнизонов на отторгаемой у противника территории.  

Россия начала подготовку к войне с решения земского собора от 1 октября 1653 г.² Примечательно, что вскоре, 25 октября, был принят Торговый устав, согласно которому и ефимки, и золотые, и деньги (т.е. российские монеты), привозимые «всякими людьми» для продажи казне и «на долг в платеж» были освобождены от уплаты таможенных пошлин³. Таким образом, иностранные дукаты и талеры при ввозе в Россию были уравнены в правах между собою (ранее, по грамоте «138-го году», пошлин не брали с талеров⁴, но не с дукатов, а копейки просто запрещали ввозить): на театре военных действий как деньги совместно «работали» бы и те, и другие, и третьи. Вероятно, что такое уравнивание произошло между 1649 и 1653 г., но, к сожалению, нет документов, свидетельствующих об этом (в июньском наказе 1649 г. архангельским таможенникам говорится о скупке в казну ефимков, но не золотых⁵). Примечательно, что от пошлин с ввоза ефимков и золотых не освобождались те, кто вез бы их в Россию «на торговлю» (с целью продажи или мены в условиях свободного рынка). Этой нормой устав 1653 г. мог иметь в виду не столько купцов, сколько тех, кто в ходе войны будет ввозить талеры и дукаты, попавшие в частные руки как военная добыча.

«Уравнивание в правах» при поступлении и в царские сокровищницы, и на российский рынок золотых, ефимков и русских монет вполне может означать, что правительство И.Д. Милославского подошло к тому, чтобы встроить пеструю по монетному составу денежную систему Гетманщины – решившей отложиться от Речи Посполитой и стать (на правах автономии) «под великую руку» Москвы – в денежную систему России и при этом поставить преграду широко ходившей там биллоновой мелочи, явно отдав предпочтение «торговым» монетам – талерам и дукатам. Загодя, видимо, обсуждались и новации в русском «денежном деле», знать о которых могли лишь немногие. Но утечки информации не удалось избежать. Общая идея, похоже, сводилась к тому, чтобы на время войны выпустить для обращения в европейской части России одни только медные деньги, платежеспособность которых базировалась бы на доверии эмитенту. Об этой экстраординарной эмиссии 14 марта 1654 г. сообщал в Стокгольм шведский торговый агент Иоганн де Родес. «Говорят, – писал он, – что Его Царское В[еличество] хочет приказать начеканить медных денег [курсив мой. – И.Ш.], которые, пока будет продолжаться война, должны быть в обращении, а после того снова собраны в казну Его Царского В[еличества] и обменены по той цене, какая на них вычеканена»⁶. Еще ранее, 20 января, тот же Родес писал в Стокгольм, что в Москве «приступлено к чеканке монет… более крупного сорта», которые облегчат подсчитывание денег, выдаваемых на жалование «ратным людям»⁷. Нужно признать, что шведские агенты в Москве были, как правило, хорошо информированы. Сообщения Родеса в историографии «реформы» 1654–1663 гг. до сих пор оставались незамеченными. А зря. Тем более, что о начальном этапе «реформы» мы знаем совсем немного⁸.  

Опираясь на эти свидетельства, полагаю, что даже не март, а январь-февраль 1654 г.⁹ – это время, когда Новый «Аглинский» монетный двор в Москве уже мог заниматься технической подготовкой выпуска новых монет, но каких? Логичней начать было с тех, что сложней в производстве.  

Если сравнить крупные номиналы 1654 г., то увидим, что наибольшие технические трудности должна была вызвать чеканка медных полтинников, для которой сперва намеревались применить предложенные И. Кирилловым «к медному ефимочному делу» деревянные станы с «подъемным молотом на пружине», но они не подошли, как не подошли бы и иные ударные механизмы¹⁰. Кружки полтинников с нормативным весом в 20,5 г при диаметре в 43 мм получали толщину около 1,5 мм, и поэтому при чеканке «молотовым снарядом» (мгновенным мощным ударом) «оттиск» штемпелей зачастую получался бы «не справчивым» (плохо воспринимался заготовкой), а железные штемпеля из-за упругости меди быстро бы трескались. Слегка выгнутая (волнообразно изогнутая) форма кружков некоторых из дошедших до нас медных полтин (рис. 1) четко указывает на то, что для выпуска этих монет применялось тиснение вальцверком на металлической полосе (рис. 2) с последующим высечением («прорезкой») пробойником (рис. 3) правильных кружков с нанесенным заранее рельефом. Ширина полосы была максимально приближена к диаметру кружков: на это указывают прямолинейные отрезки закраин отдельных экземпляров (рис. 1 в и, может быть, б). Конструкция вальцверка не очень сложна (рис. 4); трудности возникали с приготовлением для каждого такого станка пары валков с двумя-тремя негативными (контррельефными) изображениями сторон будущего полтинника (примерно таких, как на рис. 5). Если знаем, что единственным резчиком штемпелей на Новом «Аглинском» денежном дворе был Федор Байков и что контррельеф на валках приходилось целиком исполнять резцом (или с минимизированным использованием пунсонов), то становится понятным, почему к выпуску именно медных полтин организовывавшему двор дворянину А.С. Норбекову¹¹ следовало обратиться в первую очередь. Отличия в рельефном рисунке четырех взятых наугад аверсов «медных ефимков» свидетельствуют, что валков для их оттискивания было сделано, как минимум, два. Соответственно, не менее двух было сделано и парных валков с резанными вглубь реверсами. В марте 1654 г. Родес мог уже что-то знать о подготовке выпуска полтин (да и алтынников тоже), особенно в случае, если станки для тиснения «монет крупного сорта» русским пришлось спешно приискивать в Швеции, где подобная техника чеканки меди («шкилей») применялась вовсю с начала XVII в.      

Рис. 1. Аверсы медных полтин (разновидности по рисунку рельефа). 

Рис. 2. Конструкция пробойника XVII–XVIII в. 

Рис. 3. Процесс работы на вальцверке и схема его устройства. С европейских гравюр XVII в. 

Рис. 4. Валки для тиснения на вальцверке (Музей монетного двора, Мадрид)

Рис. 5. Полуполтина 1654 г. Серебро. ГИМ. 

О царском указе, предписавшем начать выпуск линейки номиналов из меди (полтинников, полуполтинников, гривен и алтынников), известно из упоминания его в отписке боярина М.П. Пронского царю от 12 июня 1654 г., где дата издания указа не названа. Однако, если 19–21 мая в ставке царя в подмосковном Воробьеве ему продемонстрировали образцы сделанных «по обрезу» медных алтынников¹², то можно уверенно предположить, что более сложные в исполнении (но зато респектабельные внешне и емкие по «цене») «медные ефимки» Алексею Михайловичу должны были представить раньше алтынников, может быть даже в апреле, до его выступления в поход на Смоленск. Сделанные «по обрезу» (в форме правильного кружка с весом около 1,23 г; для сравнения – это чуть больше полушки образца 1718 г., что-то в роде «боратинок») эти алтынники также, скорее всего, «тиснили» вальцверком. Такая технология (обычная в XVII в. для европейских монетных дворов, но не «обкатанная» русскими) требовала опытных мастеров, тщательной подгонки деталей и отладки механизмов, бóльших трудозатрат, чем традиционная для России ручная чеканка, и потому после показа царю алтынники было решено делать как прежде – чеканить вручную на кое-как откалиброванных, бесформенных, расплющенных и, наверное, отожженных (для мягкости) обрезках медной проволоки. Вальцверки были высвобождены для выпуска «медных ефимков».  

О чеканке рублей и полуполтин 1654 г. из серебра в первоначальной редакции указа ничего не говорилось. И, быть может, указ от 8 мая 1654 г.¹³, обнародованный в день торжественных проводов государя в военный поход, предписавший начать выпуск этих монет для боярина М.П. Пронского и А.С. Норбекова оказался отнюдь нежелательным «сюрпризом». Согласно ему переработать, без переплавки, следовало почти 900 тыс. накопленных в казне талеров, а для этого вальцверк не годился. Для прямой перечеканки едва подплющенных талеров в «рублевые ефимки» с площадью кружка порядка 14-15 кв. см вновь потребовалось вернуться к идее использования ударных механизмов большой силы («молотовых снарядов»), а таковых на Новом «Аглинском» дворе к маю, пожалуй, и не было. Указ от 8 мая был, вероятно, продиктован острой нуждою в деньгах: приготовить крупные суммы в серебре надеялись поскорее, чем в меди. Так и оказалось потом: четвертин (рис. 6), штемпеля которых можно было тиражировать с помощью маточников, а сами монеты чеканить разве что не вручную (для заготовки площадью около 3,5 кв. см мощный удар не требовался), в 1654 г. выпустили на наибольшую сумму¹⁴. 

Рис. 6. Станки для производства монет и монетных заготовок. С европейской гравюры конца XVII в.

Но здесь и таился главный просчёт теоретиков «реформы». Новые монеты выглядели престижно, но, в сравнении со счётным (100-копеечным) рублём они явно проигрывали в весе (28-29 г против 45-46 г серебра примерно одинаковой пробы). Стремясь выжать из выпуска новых монет побольше нарицательной «прибыли», московские власти решились на рискованный шаг и испортили всё дело. А могли бы избежать этого, если б не стремились умерить аппетиты требовавшего денег царя. В условиях нараставшей чумной эпидемии, войны и безрадостной реакции украинцев и белорусов на приход в их города и веси русских войск с понаехавшими из Европы командирами (имевшими опыт Тридцатилетней войны с ее бесцеремонными грабежами мирного населения), выпуск правительством недоброкачественных денег ударил по доверию к нему, сначала на театре войны (в Гетманщине и в Великом княжестве Литовском), а потом и внутри собственно-русской территории. Выпуск с 1655 г. добротных «ефимков с признаками» был призван исправить положение, но не смог. Доверие к московским властям уже сильно пошатнулось. Новые монеты население прибирало к рукам, а когда в 1657–1659 гг. их потребовали сдавать в казну в обмен на медные копейки¹⁵, то доверия почти не осталось ни к правительству, ни к его безудержно пускавшейся в обращение и, соответственно, падавшей в цене меди. Кое-как, пережив «медный бунт», высшему руководству страны удалось утерпеть до лета 1663 г. и 15 июня объявить о прекращении хождения обесценившихся медных копеек и устроить беспрецедентный для России дефолт.

О поисках облегчения выпуска первых российских рублевиков мне писать уже доводилось¹⁶. Повторяться не буду. Замечу только, что молотовой снаряд самобытной конструкции (поднимаемый шестью работниками 15-пудовый «молот с железным веретеном, залитый свинцом», непохожий на механизмы зарубежных моделей; рис. 7) как-то удалось запустить и за лето–начало осени 1654 г. отчеканить порядка 7-7,5 тыс. рублёвых монет. При этом, в отличие от полтин, рублевики начального этапа тиражирования чеканились штемпелями, почти целиком исполненными резцом. На поздних же этапах работали штемпели, большая часть контррельефа которых была переведена либо с нескольких пунсонов (включая изображение царя-всадника на аверсе и гербового орла на реверсе с незначительными правками резчика), либо с комбинированных маточников, включавших круговые надписи и, возможно, какие-то элементы декора. Это видно по монетам, к завершению тиража внешне мало чем уступавшим своим чужеземным прототипам. Первые рублевики (с упоминанием Малой России в царском титуле) появились на свет 4 июня 1654 г., но их выпуск летом 1654 г. исчислялся десятками в сутки, а осенью вовсе застопорился. Из-за чумы к зиме того года Москва почти обезлюдела. Монетный двор тоже.

Рис. 7. Рублевики 1654 г. начального (а) и завершающего (б) этапов тиражирования. Серебро. ГИМ.

Чеканка полуполтинников («четвертин») приносила выгоду и тем, что пластинки-сектора для них, получавшиеся разрубанием ефимка-кружка на неравные по весу фрагменты можно было намеренно сократить в весе, при повторном ударе рубила (резе ножницами?) отделив от более увесистой «половинки» талера-заготовки узенькую полоску металла и получив для переплавки такие кусочки серебра в 1,5–2 грамма весом. С сотни тысяч порубленных талеров – это порядочный «навар» (центнеры серебра). Мною замечено (во время проведения экспертиз подлинности таких монет), что значительная доля «четвертин» 1654 г. весит менее 7 г (тогда как талер того времени – «любский» или «крестовый») в большинстве своем должен был бы весить свыше 28 г. Но статистикой я не занимался. Эта тема – для отдельной работы.

Наконец совсем кратко – о «ефимках с признаками». Изучая отпечатки подложек (камня, наковальни и др.) сотен таких монет, ныне хранящихся в музейных и частных собраниях, можно усовершенствовать их научную систематизацию, основу для которой создал И.Г. Спасский, в каталожную часть позднейшей книги которого, к глубокому сожалению, попало много подделок, в основном сфабрикованных для В. Фукса, не желавшего или не умевшего распознать «фальшивки» и снабдившего Ивана Георгиевича фотоснимками с описаниями всех попавших к нему талерных монет с как бы русскими контрамарками 1655 г. Включая, к примеру, левки¹⁷, за оплошное наложение клейм на которые при тишайшем царе могли попросту вздернуть на дыбу. Между прочим, «фуксовские» подделки «ефимков с признаками»¹⁸ помогла изобличить прежде всего фактура отпечатков подложек, об особенностях которых в печатной речи мне кажется лучше умолчать.

Соглашусь, что высказанные мною суждения в значительной мере гипотетичны. Но из гипотез в процессе их критики и выявления новых фактов складывается научная истина. Смею надеяться, что и мои догадки окажутся продуктивными. 

^1* Дословное воспроизведение текста, изданного в кн.: «Деньги в российской истории. Вопросы производства, обращения, бытования. Вып. 6. / Сб. материалов Шестой международной научной конференции (18–20 октября 2023 г. Санкт-Петербург / Под. ред. А.А. Богданова. СПб.: АО «Гознак», 2023 С. 47–56. 

² Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. № 104. С. 293–301. 

³ Там же. № 107. С. 302–305.

⁴ Чистякова Е.В. Новоторговый устав 1667 г. // Археографический ежегодник за 1957 г. М., 1958. С. 110. 

⁵ Дополнения к Актам историческим... Т. III. № 55. С. 189–190. Правда, то же и в майском наказе 1654. Там же. № 116. С. 435–432.

⁶ Родес И. де. (Арсеньевские бумаги). Ч. III // Сборник Новгородского общества любителей древности. Новгород, 1916. Вып. 8. С. 52.

⁷ Родес И. де. (Арсеньевские бумаги). Ч. III. С. 50.

⁸ В основном известные ныне документы освещают период деятельности двора в 1659–1663 гг., т.е. после перехода Нового «Аглинского» двора на выпуск одних только мелких медных монет. 

⁹ Так позволяют думать грамоты царя Алексея Михайловича, не позднее 7 февраля 1654 г. посланные  молдавскому и валашскому господарям с посольством дворянина Гавриила Самарина, где в титуле царя впервые сказано «всея Великия и Малыя Росии самодержца». – РГАДА. Ф. 68. оп. 1, 1654. Д. 1. Л. 1. В круговом титуле аверса медных полтинников о Малой России.

¹⁰ Базилевич К.В. Денежная реформа Алексея Михайловича и восстание 1662 г. в Москве. М., Л., 1936. С. 17.

¹¹ В литературе можно встретить ошибочные утверждения, что он принадлежал к корпорации гостей. Это не так. Служивший «на вере» «по выбору» гость отвечал за учет и переработку сырья, инструмента, готовой продукции двора, а московский дворянин А.С. Норбеков в целом ведал работой двора как представитель правительства – чиновник, занимавшийся перепиской с начальством, подбором и расстановкой кадров, дисциплиной труда, расследованием проступков персонала, охраной двора, ремонтом сооружений и т.п. 

¹² Базилевич К.В. Указ. соч. С. 10. Собственно, к маю 1654 г. этот исследователь и отнес и начало осуществления «денежной реформы». – Там же.

¹³ Базилевич К.В. Денежная реформа Алексея Михайловича... С. 9. 

¹⁴ В течение июня 1654 г. «Аглинский» двор изготовил 2065 рублевиков, 151030 полуполтинников (37757,5 руб.) и 71804 алтынника (2154,15 руб.). – Базилевич К.В. Указ. соч. С. 19. С 20 июля по 10 августа 1654 г. он изготовил 2460 рублевиков, 152522 «четвертки ефимочных» (38130,5 руб.), «полтинников медных» – 3991 (1995,5 руб.). – Ширяков И.В., Новые данные о чеканке золотой, крупной серебряной и медной монеты в Москве летом 1654 г. // Новейшие исследования в области нумизматики. М., 1998. С. 97. 

¹⁵ Зверев С.В. Изъятие из обращения крупных пореформенных монет царя Алексея Михайловича в 1657–1659 гг. // Нумизматические чтения ГИМ 2022 г. Материалы докладов и сообщений. М., 2022. С. 224–230. 

¹⁶ Ширяков И.В. Первый российский рублевик // Нумизматика. 2016. № 39. С. 14–18; Лосева М.А., Ширяков И.В. Новый опыт поштемпельного изучения рублевиков 1654 г. Материалы докладов и сообщений // Нумизматические чтения ГИМ 2020. М. 2020. С. 190–197; Ширяков И.В. Рождение рублевика. Москва, июнь 1654 г // Золотой червонец. 2021. № 1 (54). С. 70–72. 

¹⁷ Спасский И.Г. Русские ефимки: Исследование и каталог. Новосибирск, 1988. См., напр., № 115–117, 220–221, 223, 225, 247–249, 273, 296–297, 384–390, всего 20 экз.
 
¹⁸ Некоторые ценные признаки для изобличения «фуксовских» подделок «ефимков» с мнимыми клеймами 1655 г. изложены в книге Е.В. Пухова. – Е.В. Пухов. Монета «ефимок с признаком». 2-е изд. СПб., 2020. С. 116–137.